Валентина Караваева родилась 21 мая 1921 г. в Вышнем Волочке - городе, о котором в столице мало кто слышал. С такой несправедливостью будущей звезде мириться было сложно. Да она и не умела мириться с тем, что была в силах изменить. Её отец, Иван Караваев, был служащим - образованный человек служил управляющим в имении фон Винтерхальтеров, недалеко от Иваново-Вознесенска. После революции оказался в деревне Бузовлево, где влюбился в чудесную певунью, дочку священника Полину. Послушать, как Полина поёт "Лучинушку", "Выхожу один я на дорогу" сбегалась вся деревня. Иван и Полина обвенчались и вскоре у них родилась дочь. Когда девочке исполнилось пять лет, она вынудила родителей поменять её имя: Алла - так назвали девочку при рождении - казалось ей совсем не звучным, не подходящим для настоящей звезды экрана. Слухи о нэпе заставили семейство податься в город, где Иван Караваев затеял собственное дело. У Валентины появилась сестра, потом другая, а отца вскоре не стало: чахотка сразила его. Мать пошла работать - её взяли уборщицей в местную библиотеку, и Валечка, для которой букварём было Евангелие, часами сидела меж книжных полок. В пятом классе она решила: "Хватит ходить в школу, больше не буду!" и начала готовиться к экзаменам, чтобы закончить обучение экстерном. К своей мечте стать актрисой она шла с самого детства: разучивала монологи, пела песни, писала во все театральные школы письма с просьбами дать ей шанс. И, не получив ни одного ответа, решилась на отчаянный шаг - написала самому Сталину: "Разрешите мне немедленно стать актрисой, чтобы служить нашему искусству". Неизвестно, прочёл ли вождь письмо Караваевой, но вскоре случилось чудо: пришёл вызов - девочку приглашали в Москву для поступления на актёрские курсы при "Мосфильме". Для родных большим ударом было то, что четырнадцатилетняя девочка просто убежала из дома, оставив лишь записку: "Еду в Москву, чтобы стать актрисой". И, вопреки всему, стала. Солидная экзаменационная комиссия, в которую входили знаменитые Эйзенштейн, Тарханов, Барнет, Райзман, выслушав девочку в красном галстуке, читавшую Чехова, постановили: принять в школу-студию при "Мосфильме" под коллективную опеку. «Образ Нины Заречной вошел в душу как идеал, как модель для формирования жизненного пути еще в детстве, когда я месяцами лежала в туберкулезном диспансере и мне попалась «взрослая книга»: томик Чехова с рассказами и пьесами. Там была и «Чайка», — пишет Караваева.Впервые Валя прочитала "Чайку" в 10 лет. Пьеса ошеломила, мир Нины Заречной заменил Валентине окружающую действительность. Валя начала жить в своей придуманной сказке, не зная, какой трагический код зашифрован в этой пьесе. Не зная, что однажды он коснется ее Училась она самозабвенно, и уже через несколько месяцев, в 1938 г., снялась в эпизодической роли в фильме Бориса Барнета "Ночь в сентябре". Правда, родным Валя не сообщила ничего - рано было, её звездный час ещё не пробил. Юлий Райзман стал для Караваевой крёстным отцом в кино. Она училась у него на курсе и всегда поражала режиссёра своей увлеченностью и упорством: так, как Валентина, не занимался никто из студентов. Картина "Машенька" - о любви почтовой служащей и шофёра - снималась в тяжелые для страны годы. Естественно, Райзман хотел видеть в главной роли девушку, способную воодушевить бойцов, вселить в них веру и надежду на победу, заставить вспомнить, что где-то ждут и их... Само участие Караваевой в пробах наравне со знаменитыми актрисами было для неё огромным подарком. Но Райзмана не устроил никто из претенденток. Он даже хотел на время отложить съёмки, но неугомонная студентка всё-таки упросила дать ей ещё один шанс, как будто знала, что Машенька останется главной и единственной ролью в её жизни. Молоденькая студентка удивила и ужаснула Евгения Габриловича своей простоватостью и даже некрасивостью: она была робка, неловка, к тому же бесцветно одета; сцены из будущей «Машеньки» слушала безучастно. Ожила она, лишь услышав эпизод, когда ее героиня, опоздав на последний трамвай, берет такси, чтобы добраться до дома – живет она далеко, за городом. Шофер, обаятельный, уверенный в себе Алексей, беспрерывно болтает, а девушка слушает его. Караваева, мгновенно преобразившись, тут же проиграла эту сцену: несколько минут она сидела, внимательно вслушиваясь в слова воображаемого собеседника: задумчиво, весело, доверчиво распахнув глаза, потупившись, неосознанно кокетничая, чутко всматриваясь в избранника, - она сразу почувствовала, поняла, что этот незнакомый пока Алеша станет самым дорогим для нее человеком. Чудо преображения было полным, убедительным, но недолгим: сыграв эпизод, актриса, только что бывшая обаятельной и красивой, погасла, снова превратившись в ничем не приметную девочку. То же, по свидетельству членов группы, происходило и на съемочной площадке: великолепно сыграв очередной эпизод своей роли, Караваева тут же меркла, словно из нее уходила жизнь. После этой пробы режиссёр тут же решил утвердить девушку на роль. В это время Валентина написала письмо матери: "Единственная, дорогая моя матушка, добрая ты моя душенька, ты вот пишешь: "Машенька" будет твоя". Мамочка, что-то очень мне тяжело. Некому сказать больше, а сердце рвётся. Боюсь я, что ничего не выйдет у меня. И, может быть, и не потому, что я совсем без таланта, а потому, что сложная огромная жизнь давит меня, душит, нет сил. Неужели, ну неужели уплывёт, уйдёт, бросит меня и моя Машенька? Господи, господи, ой как тяжело. Я очень плохой, плохой я человек. Ну, пусть всё, всё будет отнято из моей жизни, но чтоб я стала горячей и хорошей Машенькой. Мамочка, Машенька для меня - это жизнь". Знала ли Валентина, насколько пророческими окажутся её слова, насколько точно исполнит их судьба, подарив эту долгожданную роль - и отняв затем всё? "Машеньку" снимали больше года - начали в Москве, а завершили работу над фильмом в Алма-Ате, куда эвакуировали "Мосфильм". Сказать, что Караваева была поглащена ролью - не сказать ничего. Она вообще казалась очень странной всем, кто работал с ней в эти дни. Как-то раз ночью Вера Алтайская встретила девушку в коридоре гостиницы и обомлела: Валя была босая, на плечах - простыня, а в зубах она зажала розу. - Что с тобой? Куда ты? - перепугалась Алтайская. - На свидание, - улыбнулась та. - Какое свидание в три часа ночи? С кем?! - С мужчиной, конечно. Меня ждёт Сервантес. Караваева многих удивляла своим актёрским даром. Играла она и в жизни, но так, что сама верила, будто живёт, а не играет. Интересен следующий эпизод, о котором рассказала Лидия Смирнова, жившая в Алма-Ате с Караваевой в одном, крохотном, как пенал, номере. Утром раздался стук в дверь, и в номер вошёл один из актёров со словами: — Какое событие! Ты уже знаешь? Караваева разыграла такое удивление, словно услыхала новость о лауреатстве впервые. — Нет, я ничего не знаю. — Ты получила Сталинскую премию! — Нет, нет, я ничего не знаю! Валентина застывает от изумления, обнимает актёра за шею, целует его, встаёт на колени, целует его одежды. И всё делает так искренне, что не поверить ей нельзя. Через десять минут приходит ещё кто-то и снова спрашивает о новости, и снова слышит слова Караваевой: — Нет, нет, я ничего не знаю! Но самое удивительное, признавалась Смирнова, что она, только что видевшая всё, наблюдая новую сцену, забывала о том, что сцена эта происходит на её глазах не впервые. Караваева владела удивительной магией актёрства! Картина имела оглушительный успех. Слава в одночасье обрушилась на девушку: после премьеры фильма её имя как молитву повторяли тысячи солдат. актриса становится самым молодым (ей всего 22 года) лауреатом Сталинской премии. Она стала "горячей и хорошей Машенькой", как и просила у судьбы. Скоро Караваевой вновь крупно повезло. Вслед за "Машенькой" на Центральной объединённой киностудии режиссёр Абрам Роом начал снимать фильм "Тоня". В главной роли - Валентина Караваева. Но... "Тоню" запретили и на экран не выпустили. В заключение Госфильмофонда говорилось о "наличии оттенка женственности, который был придан героине". К тому же вспоминать в 1943 г. об отступлении Красной Армии в начале войны считалось недопустимым. Караваева не очень переживала запрет. Она была полна новых планов: Юлий Райзман опять пригласил её - в свою новую картину "Небо Москвы". Такой чести не удостаивались даже звёзды: режиссёр никого не снимал дважды. И, кроме того, маячила заманчивая перспектива - роль Зои Космодемьянской в картине Лео Арнштама. Но случилось страшное. 11 июля 1943 г. в Куйбышеве, по дороге на съёмочную площадку, актриса попала в автокатастрофу. Врачи с трудом спасли ей жизнь. Когда девушка пришла в сознание, ей объявили: - К сожалению, детей вы иметь не сможете... - А сниматься? - схватив за рукав доктора, кричала Караваева. - Сниматься я смогу?! - Посмотрим, пока говорить рано. Нужны операции... Следующие месяцы Валентина жила в ожидании того, что вот-вот всё изменится и врачи найдут способ убрать с её лица огромный шрам. Но медики оказались бессильны... Приведём выдержку из письма Караваевой матери, написанного в те страшные дни: «Моя самая родная и единственная мама. Я очень, очень давно не писала тебе. Этому было и очень много причин. Самая главная — конечно, моё лицо. Операция не была совсем удачной. То есть всё в сущности, к большому сожалению, почти по-прежнему. Должна быть ещё одна операция, а может, и ещё, и ещё, пока что-нибудь не удастся исправить. Очень мучительно, что так долго нужно лечиться. Если с другими я могу говорить какие-то чужие, глупые слова, то тебе хочется писать с теплотой, от души. А душа сейчас у меня замёрзла». Жизнь пришлось начинать заново. Но в этой жизни уже не было кино. Кому нужна была эта двадцатидвухлетняя девчонка с глазами, полными слёз, и рассечённым лицом? Но всё-таки её приняли в актёрскую бригаду. Вторые роли, творческие вечера, песни и романсы, которые она пела для рабочих... Актрисе трудно было смириться с таким поворотом судьбы. В сорок пятом ей выпал случай всё изменить. На одном из приёмов в английском посольстве она познакомилась с английским дипломатом Чапменом, элегантным, по-английски сухощавым, стройным человеком средних лет. Они танцевали в большом зале незабываемый "Шотландский вальс", знакомый по фильму "Мост Ватерлоо". Смотрели фильмы с Джорджем Формби. Несколько раз Чапмен проводил её домой. А когда он, единственный наследник огромного состояния титулованных родителей, увидел"Вальечку" забинтованную и только её большие глаза по-прежнему светились надеждой и любовью, понял, что жить без неё не может. Вскоре они поженились. В 1944 г. режиссёр Театра им. Моссовета Юрий Завадский решил поставить чеховскую "Чайку". На роль Нины Заречной он пригласил Валентину Караваеву. Её выступление в этом спектакле стало событием в московской театральной жизни. Вся Москва ломилась на "Чайку" с Караваевой. Спектакль Театра им. Моссовета словно реабилитировал знаменитую чеховскую пьесу, когда-то потерпевшую оглушительный провал. Говоря об этой постановке, Юрий Александрович отмечал, что успех её во многом обязан "молодой, необычайно одарённой актрисе Валентине Караваевой, в игре которой есть нечто, предвосхищавшее рождение второй Комиссаржевской". Но сыграла свою "Чайку" она всего лишь несколько раз. "Я не востребована здесь как актриса, - писала Валентина Караваева в письме в ЦК партии. - Я, лауреат Сталинской премии, могу сыграть ещё много ролей, если мне будет оказана медицинская помощь за границей. Я была и остаюсь советским человеком, верным коммунистической партии, но прошу дать мне возможность уехать из Союза". И скоро они с мужем отправились в Англию. Много слухов ходило в те годы об этом странном романе. Некоторые утверждали, что замуж Караваева вышла по расчёту, чтобы получить медицинскую помощь за границей, другие - что так девушка мстила своему бывшему возлюбленному. В военного по имени Александр она влюбилась ещё студенткой. Он был женат, и "звёздная" девочка, скорее всего, была для него всего лишь дорогим "трофеем". В последний раз они встретились уже после её возвращения из-за границы. Встретились и разошлись навсегда, потому что она увидела любимого человека, а он — только «измотанную жизнью седую женщину». "Ты не разглядел, что это странное существо, несмотря ни на что, было всё-таки лучше той юной девчонки, чьё фото ты хранил, - написала в своём прощальном письме Караваева. - Потому что та девчонка могла целовать Алексея в "Машеньке", думая о тебе, вспоминая тебя, но в то же время могла и ненавидеть тебя, и мстить тебе, целуя другого. Всё, что я когда-либо делала в творчестве, было связано с тобой, питалось тобой, даже против моей воли и без участия моего сознания". Пять лет эмиграции казались Валентине бесконечными. Английские и швейцарские медики так и не смогли помочь ей избавиться от шрама. В театр её никто не брал, и это было самым сильным ударом. Бесконечная череда светских раутов, путешествия по Европе, покупки новых нарядов - всё это очень скоро наскучило. Живя в Швейцарии, она играла в народном театре русской общины, но это была самодеятельность, ей же хотелось больших, серьёзных ролей. Пугая мужа разговорами о возвращении, она всё чаще и чаще тайком писала письма на Родину, хотя и знала, что Сталин, разгневанный "бегством" нескольких актрис за границу, запретил им возвращаться в Советский Союз. Но Караваева не могла успокоиться. Её метаний не понимал ни муж, ни его родители: - Что тебе нужно? Что тебе не хватает? - От тебя и твоего семейства - ничего! - отвечала Валентина, отойдя от истерики. - Я откажусь от всего, перейду на хлеб и воду, пойду на панель, ночи напролёт буду стоять у нашего посольства, но добьюсь возвращения в Москву! И случилось чудо - из ЦК Партии пришёл ответ: "Напишите, как вы раскаиваетесь, что уехали из СССР, как вам плохо живётся в капиталистической стране". И она написала - получился целый трактат под названием "Путь к Родине". Такое рвение было оценено, и актрисе всё-таки разрешили вернуться. Ни мольбы мужа, ни проклятия его родителей не смогли заставить Караваеву изменить своё решение. С собой в Советский Союз она увозила не платья и драгоценности, а два флакона мгновенно действующего яда - прощальный подарок мужа, который хотел уберечь любимую женщину от ужасов возможного ареста. Её не арестовали, но страх перед репрессиями и бытовая неустроенность сделали своё дело - у Караваевой началась тяжёлая депрессия. Она перестала спать, день и ночь сидела у окна, и за каждым деревом ей мерещились агенты НКВД. У неё началась мания преследования. В один из дней, когда возвращалась из магазина, в подъезд за ней вошёл человек в чёрном кожаном пиджаке. Она сама не помнила, как добежала до двери, закрылась на все замки, достала флакончики с ядом и залпом выпила. Очнулась уже в больнице. К счастью, в тот раз её спасли. Кто вызвал "скорую", осталось загадкой... В её архивах осталась одна из глав романа "Путь к Родине", послужившего ей пропуском в СССР. Над своим сочинением она работала, вернувшись в столицу летом 1950 г., в гостинице "Москва", куда поместили её, прикрепив литературного консультанта в штатском. Два месяца работы не принесли результата: Караваева писала, как она любит Родину, как человеку трудно, невозможно остаться без неё, но не скрывала своего восхищения странами, в которых бывала, людьми, с которыми сталкивала её судьба. Не от этого ждали от неё. - Почему бы вам не рассказать о причинах вашего отчаяния? Об отчаянии советского человека, оказавшегося в капиталистическом окружении? - спрашивал консультант. Что она могла ему ответить? Говорить о том, что без актёрской профессии она не смогла бы жить и на луне, где нет капитализма?! Она молчала. И в конце года ей предложили отправиться в Вышний Волочёк: - Там ваша мать и сёстры. - Но что я буду там делать? Я должна играть! Я не могу без кино, без театра! - В сентябре гортеатр драмы Вышнего Волочка открывает свой сезон. Там уже ждут вас. По существу это была ссылка. Год она томилась от провинциальной скуки, писала письма, требовала перевести её в какой-нибудь центральный театр. Ответ пришёл через полгода: "Ставим в известность, что ввиду отсутствия свободных вакансий предложить вам работу в театрах Ленинграда не представляется возможным. Оставлять работу в Вышневолоцком театре не рекомендуем". Но она не послушалась: собрала вещи и уехала в Москву. Был 1952-й год. А вскоре её вызвали в Министерство иностранных дел. Как тогда показалось актрисе - чтобы выслать её из страны за своеволие. Но всё обошлось. Ей сообщили, что муж погиб в автокатастрофе, а его родители отказали беглянке в наследстве. Караваева с лёгким сердцем подписала все документы, сказав лишь одно: "Если вам удастся отстоять эти деньги, отдайте их детским домам и больницам". И ушла. Все последующие годы Караваева скиталась по съёмным комнатам и еле перебивалась на ту зарплату, которую ей платили в Театре киноактёра. Зарплату приносила на дом секретарша, сама Караваева за деньгами не шла — говорила: «Я ни в чём не нуждаюсь». Давно были проданы привезённые из Швейцарии шубы, дорогие и уже немодные платья… На улицу она выходила редко. Однажды её встретили на Старом Арбате. Караваева выглядела как многие интеллигентные старушки: всё вычищено, выглажено, но кажется, что одежда вот-вот рассыплется на ней от старости. А в волосах — красный бант. Работала Караваева и в Театре Пушкина. Она репетировала несколько спектаклей во втором составе, но, кажется, так никогда и не вышла на сцену. Её прямолинейный, экспансивный и неуживчивый характер стал ещё тяжелее после возвращения в Москву. Она понимала, что людям сложно общаться с ней, и замыкалась в себе. Возможно, именно поэтому у неё, талантливой актрисы, не сложилась театральная жизнь. Уже через много лет после смерти Сталина, в 1964 г., она сыграла острохарактерную роль придворной дамы в первой экраницации "Обыкновенного чуда". Иногда удавалось подработать на Киностудии им. Горького при дубляже фильмов. Рассказывают, что Караваева спорила и там. На сей раз с изображением, "играя" голосом так, как она сама считала нужным. Может быть, поэтому в последние годы жизни она лишилась и этой работы – на смену ветеранам пришли новые режиссёры, уже не помнившие былой славы Валентины Караваевой. Но голос её до последнего вздоха оставался тем же – чуть хрипловатым и бесконечно чарующим, каким он запечатлён в фильмах "Всё о Еве", "Красное и чёрное", "Моя бедная любимая мать", "Свидетель обвинения". Её голосом говорили Грета Гарбо, Лилиан Гиш, Бетт Дэвис и Марлен Дитрих. Но мечтала она о кино. Мечтала так отчаянно, что сама решила подарить себе главные роли. Накопив кое-что, она купила кинокамеру. Двадцать с лишним лет Караваева играла перед любительской кинокамерой, потом проявляла плёнку, смотрела её на пришпиленном к стенке бумажном экране, разбирала свои ошибки и играла снова. Звук записывала на допотопный катушечный магнитофон. Устанавливала свет. Шила костюмы к любимым ролям. Снимала все то, что не успела, не смогла, что ей не дали сыграть: Раневскую из «Вишневого сада», Гедду Габлер, Кармен, «Анну Каренину», в которой изображала и Каренину, и Сережу, и паровоз. Но самой любимой, самой желанной была роль Нины Заречной из «Чайки». «Образ Нины Заречной вошел в душу как идеал, как модель для формирования жизненного пути еще в детстве, когда я месяцами лежала в туберкулезном диспансере и мне попалась «взрослая книга»: томик Чехова с рассказами и пьесами. Там была и «Чайка», — пишет Караваева.Впервые Валя прочитала "Чайку" в 10 лет. Пьеса ошеломила, мир Нины Заречной заменил Валентине окружающую действительность. Валя начала жить в своей придуманной сказке, не зная, какой трагический код зашифрован в этой пьесе. Не зная, что однажды он коснется ее. Для этой роли она сделала себе Чайку – птицу из проволоки, бумаги, перьев и хлебного мякиша. Эта чайка со сломанным крылом - ее главный партнер по сцене. И на одной из пленок остался эпизод, во время которого ветер шевельнул черную завесу у окна, ворвался свет, и видно, как застыла ее рука, обращенная к этому свету, а в проеме окна на фоне неба - стая голубей, слетающая с балконных перил." Одни и те же роли она играла на протяжении двадцати с лишним лет, и камера фиксировала, как она стареет: Заречная в пятьдесят, в шестьдесят, в семьдесят... Ещё она писала дневник-повесть своей жизни, который назвала "Пути человеческие", писала и письма, которые забывала отправлять. Так, сохранилось в её архиве письмо к знаменитому итальянскому режиссёру Пьетро Джерми: у неё есть для него замечательная история. Не себя ли имела в виду?.. Вот что сказал о Караваевой режиссёр Георгий Параджанов, посвятивший ей документальный фильм: "За окном - смены правительств, олимпиады, фестивали и салюты, а она - играет. Нет, она не была сумасшедшая. Она была странная. Гениальная в своём роде. А кому нужен нормальный актёр? Нормальный художник? Нет ничего страшнее, когда "всё как у людей", когда все - под одну гребёнку... Как сказал Альбер Камю, искусство - это бунт перед действительностью. Караваева была одна из немногих, которые бунтовали". Глеб Скороходов, автор замечательной телепередачи "В поисках утраченного", вспоминает: "Мысль о том, что нужно бы сделать программу об исполнительнице заглавной роли в "Машеньке", Валентине Караваевой, преследовала меня давно... Я раздобыл её телефон, позвонил ей. - А что собираетесь обо мне говорить? - недоумённо спросила она. - Ничего радостного, что ждут от вас ваши зрители, не будет. Да и к чему сегодня эта болтовня? Рассказывать о несбывшихся мечтах? Чьих? Актрисы, которую уже никто не помнит и которая сама хочет, чтобы её навсегда забыли и больше не вспоминали?! Неужели вы всерьёз полагаете, что тысячу раз повторенные призывы "чтобы помнили", действительно могут на кого-то подействовать?! Человек странное создание: его память сохраняет только то, что ему нужно сегодня. Всё остальное - хлам, место которому на помойке! И если прошлое утрачено - значит, так и должно быть. И нечего в нём копаться! Она говорила быстро, без пауз, не останавливаясь. В её голосе, таком знакомом не только по картинам, в которых она снималась, но и по десяткам фильмов, в которых она озвучила множество мировых звёзд зарубежного экрана, слышались боль и раздражение. Я не мог вставить в её монолог ни слова. - Не надо меня ни в чём убеждать. Никому это не удавалось. И вам тем более. Отложим этот разговор, - вдруг предложила Валентина Ивановна. - И не делайте бесполезных движений! Не надо ничего обо мне читать, не надо смотреть мои фильмы. Если я соглашусь работать с вами, то это будет ни на что не похожая программа: актриса у экрана, её роли, Чехов, Ибсен, Толстой. Всё не для нашего телевидения! А дальше всё вообще было странным. Валентина Ивановна больше к телефону не подходила. Я забеспокоился, позвонил в гильдию актёров, не уехала ли Караваева за границу, или, не дай Бог, случилось что-то непоправимое. - Ничего необычного, - сказали мне. - В Англию она собирается уже третий год подряд - всё укладывает чемоданы. Приезжайте к ней сами: может, у неё просто нет настроения брать трубку. Вон со студии Горького звонят ей уже десять дней подряд - она гонорар за дубляж не получила - и никакого результата. После занятий во ВГИКе я подъехал к дому 182 по Проспекту Мира - это рядом. Квартира Караваевой 89 на втором этаже. Звоню. За дверью шаги - слава Богу! Звоню ещё раз - молчание. Вдруг выходит соседка по площадке. Мы познакомились. Раиса Васильевна стучит в дверь: - Валентина Ивановна! К вам пришли. Это Скороходов - мы с вами говорили о нём. За дверью тишина. И неожиданно зазвучал голос Караваевой. Громко. Очень. Магнитофон, что ли? - Наверное, она репетирует, - сказала Раиса Васильевна. - У неё в комнате никакой мебели. Только на кухне - столи и стул. "Кухня - моя костюмерная и гримёрная, - говорит она, - а комната - сцена..." «ДЛЯ МЕНЯ было тайное счастье — выходить на сцену, — напишет она в своем дневнике. — Даже блаженно кружилась голова и хотелось взлететь, как птица, вверх, до самого потолка». Она скончалась на этой сцене." Её смерть долгое время мог бы никто и не заметить... если бы чуткая соседка, которая привыкла каждый день слышать бархатный голос забытой всеми актрисы, не заставила взломать дверь. В это время в доме как раз прорвало трубы, так что зрелище, представшее глазам вошедших, граничило с кошмарным сном: в заполненной водой пустой комнате плавали листы бумаги, сценические наряды и киноплёнка... Валентина Караваева не смогла смириться с судьбой, которая на пике славы так жестоко лишила её всего. Она до последнего дня играла свои любимые роли. Даже несмотря на то, что зрителей у неё давно не было. Вот что вспоминает кинорежиссёр Георгий Параджанов, попавший в квартиру Караваевой через некоторое время после её смерти, заручившись разрешением Гильдии киноактёров и напутствием домового смотрителя: «Идите туда сами, мы в эту квартиру не войдем». «Фантазия наша бедна, чтобы представить, что я там увидел. Её квартира… Мусорная свалка или бомжатник — это Версаль по сравнению с тем, что там было. Я растерялся, не знал, что мне делать… Пытался хоть что-то найти. Там даже не было унитаза. Вся квартира пропахла сыростью. Оказывается, многие годы её заливали соседи, а ЖЭК сваливал на неё, говоря, что она якобы забивает чем-то унитаз и поэтому всех заливает. Огромное количество непонятных бумаг… Большие кожаные чемоданы, покрытые плесенью, вспухшие от сырости. В этих чемоданах что-то оставшееся от её шуб (их было у нее 12). Они рассыпались у меня в руках. Я поднимал пласты рукописей, записей, которые в руках разваливались, сыпались, как труха. И из них вылетала белая полупрозрачная мошкара… Абсолютная мистика!..» Плёнки, которые нашли после её смерти, удалось частично восстановить. На них немолодая актриса пронзительным голосом читает: "Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, - словом, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли..." Угасла и её жизнь. Незаметно. Даже родственники о смерти актрисы узнали из газет. Им она как-то написала, что получила огромное наследство от Чапмена и вновь собирается замуж... Разве могла знаменитая "Машенька" признаться, что умирает в нищете и одиночестве? Врачи констатировали, что смерть наступила между 25 и 30 декабря 1997 г. Она похоронена на заброшенном участке Хованского кладбища, на её могиле нет ни креста, ни памятника - только ржавая табличка с надписью : "В.И.Чапмен"... По материалам сайтов: http://www.dreamtech.ru/ http://www.allabout.ru http://www.allbestpeople.com http://www.nashe-kino.ru http://proekt-wms.narod.ru http://www.ng.ru http://www.aif-net.ru