Статья Б.Э.Хайкина о творчестве С.Я.Лемешева

...Того, что я испытал, слушая Лемешева, я больше никогда в жизни не испытывал. Тембр голоса драгоценнейшего сплава, способность задевать самые сокровенные струны сердца, живописать голосом чудеснейшие картины, достигать вершины драматического напряжения, не выходя из сферы лирического звучания. Всё это с тактом, с изысканной деликатностью, с постоянным чувством меры. Ничего подобного я в жизни не встречал. А ведь я слышал не только прекрасных наших певцов, но и выдающихся певцов итальянских, югославских, болгарских, французских, немецких. И слушал, и выступал с ними. Сергей Лемешев - тенор. Тенор - это молодой голос. И Сергей Лемешев - прежде всего благодаря своему удивительному , неповторимому, редкой красоты голосу - остаётся молодым и в семьдесят пять лет. Достаточно увидеть его, обменяться с ним несколькими словами, и повеет от него молодостью, азартом, энергией, несмотря на годы. Меня всегда восхищает в Сергее Яковлевиче гармония его голоса, темперамента, внешности и артистического таланта. Поэтому записи на пластинках, магнитофонные ленты, радио, донося голос певца, к сожалению, не могут дать полного представления об облике артиста. Лемешев поёт безыскусственно, без нажима, кажется, совсем без старания - его серебристый голос льётся словно сам собой, вызывая одновременно чувство радости и грусти. Оба этих, казалось бы, противоречивых чувства гармонично сливаются и как бы дополняют друг друга. Исключительно одарила природа Лемешева. Но нельзя обойти молчанием и его неустанный труд, его мудрое, строгое и серьёзное отношение к своему таланту. Как поучителен этот пример подлинно взыскательного подхода к себе, своему искусству, уважения к зрителям - рядом с теми "однорукими" певцами, которые довольствуются одной удачно найденной краской и спешат любой ценой приобрести успех и популярность. "Однорукими", потому что жестикулировать, восполнять жестом вокальные недостатки им удаётся только одной рукой: другая - увы - накрепко связана микрофоном, который нельзя отодвинуть от гортани даже на сантиметр. Лемешев формировался как певец в ту пору, когда не было магнитофонов, ни чего подобного. Он обладал спосробностью контролировать себя внутренним слухом, искать фразу, краски, декламационные контуры, увязывая это с логикой течения музыкальной мысли. Это всё совсем не просто. Много работая с Лемешевым, я с волнением следил за ним и у него учился. Дело в том, что если вы что-нибудь предлагали Лемешеву, казалось бы даже бесспорное, вы не могли тотчас услышать от него - да или нет. На лице его всегда была озабоченность, он искал, сопоставлял своё с тем, что вы ему предлагаете, не торопился м решением, и по большей части всё повисало вопросительным знаком до будущего занятия. В течение всего процесса работы над новым материалом озабоченность не покидала его. Восторженные отзывы товарищей нисколько на него не влияли. Поиск продолжался и после того, как прошла премьера. Если в спектакле был занят Лемешев, он неизбежно становился его центром. Свои отношением к работе Лемешев увлекал своих партнёров, к которым он всегда относился благожелательно, уважительно, но вместе с тем и требовательно. Благоприятная творческая атмосфера создавалась сама собой. Певец всегда явля пример высокой внутренней культуры. Из всех знаменитых (позволю сказать себе , великих артистов), с которыми я работал, Лемешев мне наиболее импонировал. На занятия, на спевки он приходил не учить, а сверить, насколько вливается в общее русло то, что он сделал самостоятельно. Сам он был немногословен, но очень внимательно слушал всех остальных. Не могло быть, чтоб он попросил пройти его места пораньше. Не могло быть потому, что он проявлял живой интерес ко всему, что связано со спектаклем, но также и потому, что это было бы обидой для всех остальных артистов - показать, что между ними есть какая-то разница. Он никогда не перебивал, не перешёптывался. Он всё время внимательно слушал. Если с чем-нибудь бывал несогласен, он об этом скажет, но спор никогда не выйдет за рамки допустимого, будет соблюдено достоинство - и собственное и спорящих. А вот иллюстрация: в Большой театр приезжают из Парижа на гастроли два артиста, сопрано Жори Буэ и баритон Роже Бурдэн, - петь Татьяну и Онегина. Они поют эту оперу в парижской "Гранд-Опера". У нас спевки, сценические репетиции, одна оркестровая репетиция. Мы, как всегда в таких случаях, внимательны к гостям, помогаем им войти в наш ансамбль. Наступает спектакль. Всё идёт благопристойно. Но вот выход Ленского и Онегина. Для меня ничего необычного. При появлении Лемешева весь зал взрывается. Спектакль вынужденно останавливается, и в зале долго гремят немолкающие аплодисменты. На моей ответственности найти нужный момент, чтоб перебить их и двинуться дальше. Может быть, со стороны публики это не очень вежливо по отношению к французам-гастролёрам, но что поделаешь? Стихия! Татьяна на сцене, Онегин выходит вслед за Ленским. Мне особенно запомнился испуганный взгляд Жори Буэ. Она бросила взгляд в кулису, посмотрела на меня, не сразу поняла, что происходит. Я потом попросил её извинить меня, что не предупредил об этом обязательном взрыве аплодисментов, если Ленского поёт Лемешев. А она с жаром воскликнула: "Кто мог подумать? Ведь он на всех репетициях держал себя так скромно!" Наблюдая за Лемешевым от спектакля к спектаклю, подмечаешь некоторые этические стороны его натуры. Тот же "Онегин". Окончился бал в доме Лариных. Кульминация спектакля. Громадный успех. Бесконечные вызовы. Но вы не увидите на лице Лемешева ни улыбки, ни радостного взгляда в зал. Он не отпусти ни одного колка своих предельно напряжённых нервов. Только что он спел:"Ах Ольга, Ольга, прощай навек!" Через несколько минут он будет петь:"Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?" И хотя сейчас несколько минут передышки, для Лемешева жизнь Ленского продолжается. Тут нет никакой игры, это - подлинное артистическое чувство. Много "Травиат" мы с ним переиграли. Случалось, что Лемешев пел в этой опере со знаменитыми гастролёрами, но никому из них не удавалось занять в спектакле первое место. Оно всегда оставалось за Лемешевым. 1955 год, опера французского композитора Обера "Фра-Дьяволо", в которой труднейшие арии и ансамбли сочетаются с острейшими комедийными положениями, требующими лёгкости и подвижности. Был яркий и интересный спектакль. Ушёл из театра Лемешев - и не с кем стало играть "Фра-Дьяволо". Много мы работали над "Вертером". И хотя, когда его играли, мы оба уже были немолоды, музыка Массне нас горячила, молодила и , как мне кажется, так же увлекала зрительный зал. Мой рассказ о Сергее Яковлевиче Лемешеве был бы неполоным, если бы я ничего не сказал о нём как о проникновенном исполнителе камерной музыки. Его концерты всегды были событием в музыкальной жизни, он пел романсы классических авторов разных стилей и эпох, романсы и песни современных композиторов - немало их написано специально для Лемешева. Событием музыкальной жизни столицы явился цикл концертов, в который вошли все романсы Чайковского, а их - страшно сказать - сто! И наконец, русские песни! Это - просто что-то удивительное! Трудно описать те чувства, которые вызывает исполнение их Сергеем Яковлевичем Лемешевым. Эмоциональное воздействие здесь не меньше, чем от пейзажей, картин великих русских художников...... Я видел его глаза за день до смерти. Глаза были грустные, но оживлённые, интерес к жизни его не покидал. Таким он и останется в нашей памяти! /по материалам сайта www.bolshoi.net/